В статье рассматривается один из самых малоизученных аспектов российского исламоведения: развитие мусульманства в регионах быстро меняющегося российского Севера. Вводится понятие «новая мусульманская география» России, которое характеризует появление и развитие новых исламских ареалов в Северной Евразии. Развитие полярных мусульманских сообществ свидетельствует о том, что отечественный ислам нельзя более рассматривать как социально-религиозное явление, замкнутое в своих исторических регионах – Северном Кавказе и Поволжье, он предстает побочным продуктом интенсивных миграционных процессов, происходящих в промышленных городах Арктики. Процессы социальной мобильности приводят к притоку в северные города России большого количества мусульман из различных постсоветских государств и регионов. В статье поднимается вопрос: появляется ли в условиях российской Арктики какой-то новый «особый» ислам, который отличается от общероссийского? Мы полагаем, что говорить об этом преждевременно. Большинство характерных черт, «присущих» арктическому исламу, наблюдается и в других исламских регионах России. Тем не менее, тяжелые климатические условия российского Севера, территориальная удаленность и промышленный характер полярных городов акцентируют внимание на особых социальных условиях, к которым приспосабливаются мусульмане региона. Быстро растущие мусульманские общины в городах российской Арктики свидетельствуют о тесной связи ислама с будущим России и новых представления об исламе как о более современном и широком социальном факторе, который оказывает большое влияние на изменения рынков труда и преобразования городской социальной структуры. В статье отмечается новая исследовательская перспектива: как новые мигранты и новые социальные группы могут повлиять на коллективную и индивидуальную идентичность северных регионов.

The article examines one of the most underexplored aspects of Russian Islamic studies, i.e. the development of Islam in the regions of the rapidly changing Russian North. It introduces the concept of “new Muslim geography” of Russia to describe how new Islamic areas appear and develop in Northern Eurasia. The development of polar Muslim communities indicates that domestic Islam can no longer be considered as a socio-religious phenomenon, confined to its historical regions – the North Caucasus and the Volga region. It appears to be a by-product of intensive migration processes in the industrial cities of the Arctic. The processes of social mobility lead to the influx of a large number of Muslims from various post-Soviet states and regions into the northern cities of Russia. The study answers the question: is there any new “special Islam” emerging in the conditions of the Russian Arctic that differs from the all-Russian one? The authors believe that it is premature to talk about this. Most of the characteristic features inherent in Arctic Islam are also present in other Islamic regions of Russia. Nevertheless, such characteristics of the Russian North as severe climatic conditions, territorial remoteness and the industrial nature of the polar cities make it necessary to focus on some specific social characteristics to which the Muslims of the region adapt. The rapidly growing Muslim communities in the cities of the Russian Arctic show the close connection of Islam with the future of Russia and open up new ideas about Islam as a more modern and broader social factor that has a great influence on changing labor markets and the urban social structure. The work outlines a new research prospect: how new migrants and social groups can influence the collective and individual identity of the northern regions.