Аннотация. В статье ставится вопрос о трансформации религиозности (веры) и образа ислама в период всеобщей секулярности на рубеже XIX–XX вв. в татаро-мусульманском обществе. Тезис представленного материала таков – богословие периода джадидизма не отражает религиозно-богословскую систему татар, сложившуюся за предыдущие тысячу лет. Можно ли было избежать профанизации сознания татарской интеллигенции, приведшей к краху мусульманского эпистемологического проекта? Для ответа на этот вопрос описывается религиозная атмосфера Московского (а позднее Российского) государства, а также элементы неисламского мировоззрения, оказывающего влияние на внутриобщинное исламское сознание. Данные наблюдения фундируются концепциями современных арабо-мусульманских философов об отличии мусульманской формы мышления и мировоззрения от распространившейся по всему миру европейской. В заключение делаются выводы о том, что секулярные джадиды занимали радикальный полюс татарской общественной мысли и были ответом на жёсткую религиозно-национальную политику власти, а также клерикальную атмосферу до появления печатного капитализма у татар-мусульман.

Abstract. The article raises the question of the transformation of religiosity (faith) and the image of Islam in the period of universal secularity at the turn of the 19th – 20th centuries in the Tatar-Muslim society. The core message of the presented material is as follows: the theology of the Jadidism period does not reflect the religious and theological system of the Tatars that had developed over the previous one thousand years. Was it possible to avoid the revolutionary profanation of consciousness among the Tatar intelligentsia, which led to the collapse of the Muslim epistemological project? To answer this question, the religious atmosphere of the Moscow (and later Russian) state is described, as well as elements of a non-Islamic worldview that influenced the intra-communal Islamic consciousness. These observations are based on the concepts of modern Arab-Muslim philosophers regarding the difference between the Muslim form of thinking and worldview from the European one that has spread throughout the world. The author concludes that secular jadids represented radical Tatar public thought and were a response to the hard-line religious and ethnic policy of the authorities, as well as the the clerical atmosphere before the appearance of “print capitalism” among Muslim Tatars.